NeWestMuseum
Музей нового западного искусства

Ссылаясь на проект введения во Франции трехлетней военной службы и рост военной мощи России, немецкие властные структуры подготовили законопроект об увеличении численности армии на 136 тысяч человек и об усилении тяжелой артиллерии. В сравнении с прежними планами, число немецких военных кораблей должно было вырасти до 41 линкора и 20 больших крейсеров.

Германия утверждается в качестве второй в мире военно-морской державы, уступая лишь Англии.

В. В. Розанов написал «Уединенное» – книгу философских набросков, жизненных наблюдений, небольших эссе и внутренних диалогов, подвергающую сомнению все догматические верования русской интеллигенции. Сам писатель говорил: «На предмет надо иметь именно тысячу точек зрения. Это координаты действительности».

В декабре группа русских футуристов — В. Д. Бурлюк, А. Е. Крученых, В. В. Хлебников и В. В. Маяковский — выпустила манифест «Пощечина общественному вкусу», знаменующий приход новой волны нигилизма, разрыва с «обществом» и традициями культуры: «Только мы — лицо нашего Времени... Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с парохода Современности».

Боннар купил в Вернонне дом, который стал его излюбленным местопребыванием. Этот «фургон» (Roulotte), как любовно называл его сам художник, располагался неподалеку от Живерни, где Боннар часто встречался с Клодом Моне.

По заказу И. А. Морозова Боннар написал два огромных парных панно: «Ранней весной в деревне» и «Осенью. Сбор фруктов», – в дополнение к триптиху «У Средиземного моря».

В Галерее Бернхейм-Жен состоялась выставка Пьера Боннара (31 работа). В июне Таде Натансон опубликовала в журнале «La Vie» важную статью о художнике.

В январе Анри Матисс вместе с женой отправился в первое путешествие в Марокко. До середины апреля он оставался в Танжере, писал натюрморты, в том числе «Корзину с апельсинами» (Музей Пикассо, Париж). Несколько позже Пабло Пикассо, увидев эту картину в Галерее Бернхейм-Жен, был так восхищен ее красочностью, что приобрел ее и не расставался с ней до своей смерти.

Конец весны и лето, проведенные в Исси-ле-Мулино, были отмечены большой интенсивностью творчества Матисса. Он закончил одну из ключевых своих работ — «Разговор», — начатую еще в 1909 году, но остававшейся неизвестной даже С. И. Щукину. Увидев этот холст, собиратель немедленно купил его, но вынужден был с нетерпением ждать, пока картина вернется с выставки постимпрессионизма в Лондоне.

Среди других работ Матисса этого года — серия натюрмортов с красными рыбами, лучший из которых сразу приобрел Щукин.

В это же время Матисс приступил к созданию портрета собирателя, исполнив большой натурный рисунок (Музей Метрополитен, Нью-Йорк). Однако Щукин, получив телеграмму о смерти брата Петра, был вынужден срочно отбыть в Москву, и замысел большого портрета маслом так и остался неосуществленным.

Осенью художник снова уехал в Марокко и с 8 октября до середины февраля следующего года оставался в Танжере. Коллекцию Щукина пополнило сразу несколько марокканских картин; главным же достижением этого периода стал «Марокканский триптих», созданный для И. А. Морозова.

В феврале Пабло Пикассо принял участие во второй выставке «Синего всадника» в Мюнхене и в Берлинском Сецессионе. В мае на Международной художественной выставке в Кельне было показано 16 его работ, исполненных в 1903–1911 годах.

В том же месяце вместе с Евой Гуэль художник уехал в Сере и оставался на юге почти до конца сентября.

В октябре вышла в свет книга Андре Сальмона «Молодая французская живопись»; одна из глав, «Занимательная история кубизма», посвящена Пикассо и его последователям.

Выступление кубистов в Осеннем салоне в Гран-Пале спровоцировало скандал: несколько чиновников потребовало закрыть Салон и «очистить помещение». В защиту «свободы творческого поиска» выступил 3 декабря в Палате депутатов Марсель Самба, депутат-социалист от Монмартра и поклонник Анри Матисса, входивший в жюри Осеннего салона: «Никто не протестует, когда государство отдает дворцы интриганам, плутоватым торгашам, но почему-то возникает протест, когда в этих дворцах выставляются художники, чьи картины кажутся плохими… Когда картина вам кажется плохой, у вас есть бесспорное право не смотреть на нее, а идти смотреть другие. Но в таком случае жандармов не вызывают».

Четвертый Русский сезон в Париже был ознаменован сразу несколькими постановками с деятельным участием Л. Н. Бакста, создававшего декорации и костюмы, и М. М. Фокина, отвечавшего за хореографию: балет «Синий бог» (музыка Рейнальдо Гана, либретто Жана Кокто и Федерико Мадрацо), хореографическая драма «Тамара» (музыка М. А. Балакирева, либретто Бакста по стихотворению М. Ю. Лермонтова), балет «Дафнис и Хлоя» (музыка Мориса Равеля, либретто по эклоге Стефана Малларме), драма Оскара Уайлда «Саломея» (музыка А. К. Глазунова), балет-пантомима «Бабочки» (музыка Роберта Шумана), балет «Послеполуденный отдых фавна» (музыка Клода Дебюсси, либретто по эклоге Малларме, хореография В. Ф. Нижинского).
Бакст ездил вместе с труппой С. П. Дягилева в Лондон, там была организована его первая персональная выставка. 

В Санкт-Петербурге под патронажем великого князя Николая Михайловича открылась выставка «Сто лет французской живописи»; ее главными устроителями выступили основатель журнала «Аполлон» купец М. К. Ушков и главный редактор издания С. К. Маковский. Наряду с «Аполлоном» важную роль в организации выставки сыграл Французский институт в Санкт-Петербурге во главе с известным историком искусства Луи Рео.

Французская часть организационного комитета, помимо дежурных членов высшего ранга, министров и посла Франции, состояла из нескольких академиков, главных хранителей крупнейших музеев, искусствоведов, критиков и крупнейших собирателей; туда был включен и один живой художник – Огюст Роден. Русская часть комитета была вполовину меньше и включала видных деятелей отечественной культуры: А. Н. Бенуа (он числился вице-президентом общероссийского Общества охраны памятников культуры); П. П. Вейнера, директора-основателя журнала «Старые годы»; И. С. Остроухова, главного попечителя Третьяковской галереи; графа Д. И. Толстого, директора Эрмитажа; графа В. П. Зубова, основавшего в тот год Институт истории искусств; князя С. А. Щербатова, мецената и коллекционера, купившего с этой выставки одну из лучших картин – «Подавальщицу из ресторана Дюваля» Огюста Ренуара; графа Ф. Ф. Сумарокова-Эльстона, владельца дворца на Литейном, где и разместилась вся «Столетняя выставка».

Входил в комитет и человек без чинов и званий — И. А. Морозов, который, как полагали некоторые любители искусства, уж точно должен был купить на такой выставке нечто особенное для своей коллекции — например, «Бар в Фоли-Бержер» Эдуарда Мане. Однако, этим надеждам не суждено было сбыться: Морозов хотел заполучить пейзаж Мане, а к «Бару» остался равнодушен, не понимая, что настоящая уникальность художника – именно в фигурных композициях. Впрочем, даже наиболее проницательные знатоки не сходились во мнениях относительно этой картины: Бенуа благоговел перед «Баром», а молодой критик Я. А. Тугендхольд, которому покровительствовал С. И. Щукин, считал картину не характерной для мастера и не столь значительной.

«Столетняя выставка» явилась наиболее представительной экспозицией французского искусства в России. Никогда прежде не показывались у нас столь полно импрессионизм и постимпрессионизм, а тут посвященные им разделы открывались в конце блистательной цепи, ведущей от классицизма к романтизму и далее к реализму: 10 полотен Жака-Луи Давида, столько же – Пьера Прюдона, 8 – Доминика Энгра (и еще шесть первоклассных рисунков), 7 – Теодора Жерико, 15 – Эжена Делакруа (плюс несколько рисунков), 21 – Камиля Коро, 26 – Гюстава Курбе, 8 – Франсуа Милле, 7 – Шарля Добиньи, 10 – Теодора Руссо (плюс рисунки и акварели). В таком контексте импрессионисты выглядели не только новаторами, но и достойными продолжателями лучших традиций французской живописи. Сама их экспозиция была выстроена очень основательно: Клод Моне (девять картин), Камиль Писсарро (4), Фредерик Базиль (2), Альфред Сислей (7), Эжен Буден (6), Берта Моризо (4), Жорж Сёра (2); но великолепнее других представал Ренуар (24 полотна, в их числе «Подавальщица из ресторана Дюваля», «Влюбленные», «Завтрак», «Лягушатник», «Портрет Сислея»).

Самое деятельное участие принял в выставке Амбруаз Воллар, пославший на нее 36 полотен высшего достоинства, в том числе 16 картин Поля Сезанна и 13 – Поля Гогена (всего был 21 холст мастера). Воллар отнесся к петербургской экспозиции более, чем серьезно: на все работы им были проставлены расценки, – однако публика тогдашней российской столицы, не оглядываясь, прошла мимо. Цены хотя и были высокими, но соответствовали тогдашней конъюнктуре. Характерный пример – «Влюбленные» Ренуара (теперь одно из главных сокровищ пражской Национальной галереи): 100 000 франков, которые хотел выручить за этот холст Воллар, не выглядели сумасбродной цифрой.

В организации выставки участвовали все видные галеристы Парижа. Даже Даниэль-Анри Канвейлер, торговец совсем новой живописью, послал в Петербург две последние работы еще мало раскрученного Андре Дерена. Маршаны рассчитывали на солидные ресурсы российского рынка, но просчитались. Впрочем, просчитались и российские ценители искусства, которые оказались совсем не подготовлены к такому богатству выбора: около тысячи произведений и многие — высочайшего достоинства. Стоит вспомнить, например, что из десяти представленных работ Мане три были бесспорными шедеврами: помимо «Бара», это «Странствующий музыкант» и «Нана». Любую из этих картин можно было приобрести, но Щукин и Морозов предпочитали вообще не действовать на петербургской сцене. Правда, в то время и европейский художественный рынок в целом пребывал в состоянии некоторого застоя.

Представители новых направлений французского и немецкого искусства возлагали некие надежды на русский рынок; именно поэтому так необычно выглядела вторая выставка «Бубнового валета», куда пришли работы не только из Франции (Пабло Пикассо, Фернан Леже, Анри Ле Фоконье, Анри Матисс, Шарль Камуэн, Отон Фриез, Кес Ван Донген, Андре Дерен, Альбер Глез), но и из и Германии (Эрнст Людвиг Кирхнер, Макс Пехштейн, Эрих Хеккель, Август Макке, Франц Марк, Габриэль Мюнтер, Отто Мюллер, Александр Канольдт). В то же время самим организаторам важно было показать единство устремлений авангарда русского и западноевропейского. Надежды на возможные продажи и здесь не подтвердились: была куплена всего одна французская картина – «Озеро» Ле Фоконье (московским издателем С. А. Поляковым за 1 000 рублей), а немецкая живопись вообще не вызвала заметного интереса.

В марте М. Ф. Ларионов организовал выставку «Ослиный хвост», в которой приняли участие Н. С. Гончарова, А. В. Шевченко, К. С. Малевич, В. Е. Татлин, М. З. Шагал, показавшие обширную группу картин в стиле неопримитивизма. Само название напоминало о скандале в парижском Салоне Независимых 1910 года, где показывалась картина, написанная хвостом осла. Участники московской выставки разделяли нигилизм Ларионова, который теперь ратовал за исконно русское искусство, был склонен игнорировать западные влияния и потому критически относился к недавним соратникам по «Бубновому валету» с их сезаннизмом. Художники объединения «Ослиный хвост», настаивая на первородстве своего искусства, показывали не только собственные произведения, но и всяческий примитивизм, включая работы московских маляров, рисунки детей и т. п.; они же создавали культ грузинского примитива Нико Пиросмани.

Текст: 
А. Костеневич