NeWestMuseum
近代西洋美術館

Пять обнаженных женщин в стремительном хороводе кружатся на вершине холма. Их фигуры огромны: та, что у правого края, – около двух с половиной метров в высоту. Цвет тел далек от натуральной окраски – он почти красный. Два других цвета, синий для неба и зеленый для холма, столь же энергичны и упрощены.

У старых мастеров, равно как у представителей салонно-академического искусства рубежа веков, в музицирующих и танцующих фигурах обычно узнаются их идеализированные современники. Странно было бы сказать о героях «Танца», что они современники Анри Матисса или что он воплотил в них свои представления о людях той эпохи: они не только освобождены от одежд, но и вообще лишены всяких временных, исторических признаков; они не осознают своей наготы.

Персонажей панно принимали порой за первобытных людей. Но такой подход заводил зрителей в тупик, поскольку матиссовская живопись не имела ничего общего с теми «историческими» полотнами парижских салонов, на которых реконструировалась жизнь дикарей и давался костюмированный бал на археологическую тему.

Впрочем, мало объясняла в «Танце» и попытка отнести героев Матисса не к реальному, хронологически обозначаемому, а символическому ряду. Символисты приучили зрителей к совершенно другим иносказаниям. У них танец-хоровод превратился в довольно избитую тему, пластические ресурсы которой импонировали влечениям так называемой Belle époque, Прекрасной эпохи, как окрестили конец уходящего века. Мотив находил естественное выражение в замкнутой форме, столь лелеемой приверженцами модерна: из нее легко было извлекать те гибкие, гнущиеся линии, без которых модерн немыслим. Отнюдь не случайно, что в своих танцевальных разработках мастера этого стиля предпочитали мужским фигурам женские.

Матисс усвоил правила игры, но его «Танец» можно принять за карикатуру на соответствующие изображения рубежа веков – настолько враждебен он своим вихревым динамизмом хрупкому изяществу танцев Мориса Дени и подобных ему живописцев.

В «Танце» (а также втором панно, выполненном Матиссом для С. И. Щукина, – «Музыке») находит выражение идея искусства, наиболее близкая к философии Фридриха Ницше, которая как раз в то время приобретала популярность, – идея аполлонического и дионисийского начал искусства. 

Персонажи этих панно отдаются пляске и музыке с самозабвением творческого акта. Тему ансамбля можно сформулировать как взаимоотношение человека с жизнью посредством искусства. Естественно, что работа над ней не сводилась к решению чисто декоративных задач.

За предельной простотой художественного строя как «Танца», так и всего ансамбля из двух панно стоит отнюдь не примитивное содержание; в нем угадывается и какое-то философское по смыслу предчувствие, и размышление о доисторическом прошлом человечества, а вместе с тем и отражение каких-то индивидуальных впечатлений живописца.

Матисс говорил: «Я очень люблю танец. Удивительная вещь – танец: жизнь и ритм. Мне легко жить с танцем. Когда мне нужно было сделать танец для Москвы, я просто отправился в воскресенье в Мулен-де-ла-Галетт. Я смотрел, как танцуют. В особенности смотрел на фарандолу... Танцоры, держась за руки, пробегают через зал, как лентой обвивая немного ошеломленных людей... Вернувшись к себе, я сочинил мой танец на плоскости четырехвметровой длины, напевая мотив, который услышал в Мулен-де-ла-Галетт, так что вся композиция, все танцующие движутся в едином ритме».

Наивно было бы объяснять «Танец» всего лишь впечатлениями от фарандолы в Мулен-де-ла-Галетт или сарданы в Коллиуре. Фарандола создавала нужный рабочий тонус, но смысл картины глубже, чем может показаться на первый взгляд. Перенося действие своих панно в мифические дали зари человечества, Матисс создавал образную структуру, наделенную глубоким смыслом.

Первобытные танцы суть проявление магии, древнейший акт творчества, воплощенное торжество жизни над смертью. Исследователями символики в древних культурах отмечено, что соединение рук в танцах означало союз земли и неба. Благодаря искусству (танца ли, музыки ли) человек делался сопричастным этому союзу. Земля и небо у Матисса не просто фон, а скорее протагонисты действия – вот почему и понадобилось сгустить и упростить их окраску. Одна и та же цветовая гамма в ансамбле «Танца» и «Музыки» (см. реконструкцию в щукинском особняке и современную инсталляцию в Галерее Щукина и Морозова в Главном штабе) обусловлена не только заботой о декоративном единстве. И здесь и там действие совершается на холме. Холм, гора также традиционно символизировали союз земли и неба, а потому связывались с вознесением в царство духа. Тем самым тональность щукинских панно отвечала емкому символическому содержанию.